Дорога из Петербурга в Крым была тяжё­лая. Пришлось перенести много неприятностей. Но Пирогов умел видеть не только отрица­тельные стороны жизни. Город героев привёл его в восторг, и он дал художественное опи­сание Севастополя.

Николай Иванович приехал в Севастополь 12 ноября 1854 года и немедленно окунулся в работу. «Мне некогда, — писал он жене че­рез два дня по приезде в Севастополь,— с восьми утра до шести вечера остаюсь в го­спитале, где кровь течёт реками, слишком 4 000 раненых. Возвращаюсь весь в крови, и в поту, и в нечистоте. Дела столько, что не­когда и подумать о семейных письмах. Чу, ещё залп!»

При первом посещении главнокомандую­щего князя А, С. Меншикова великий учёный ужаснулся, увидев, с кем имеет дело. «Вме­сто человека, сознающего свою громадную ответственность перед народом, который он вовлёк в тяжёлую, неподготовленную войну, вместо начальника армии, понимающего, что ему надо делать», Николай Иванович увидел «площадного шута, не умеющего даже соблю­дать внешнее достоинство занимаемого им места».

К этому начальнику армии, не понимаю­щему, как вести себя, и не знающему, что ему делать, Пирогов возвращается в «Севасто­польских письмах» несколько раз. Из его от­дельных резких отзывов о Меншикове полу­чается яркая, художественно-цельная харак­теристика этого придворного шаркуна и над­менного эгоиста.

По дороге в Севастополь Николай Ивано­вич слышал различные мнения о Меншикове: одни укоряли его за пренебрежение к админи­стративной части, другие считали его гением стратегии. Приехав в Севастополь, Пирогов «узнал только одну партию: ненавистников, к которой перешел» он сам.

К подлинным героям обороны Севастополя у Пирогова совсем другое отношение. О На­химове, о талантливом генерале Васильчикове, о солдатах, о матросах Николай Иванович отзывается с любовью. Он подчёркивает в письмах их искренний, простой, трогательный патриотизм, их желание и умение воевать за родину, их отважные действия, стойкость в бою. Пирогов гордится родными воинами. Вот несколько выдержек из разных писем:

«Матросы и солдаты убеждены, что Севасто­поль не будет взят». «Наши штуцерные так хорошо стреляют, что удивляют даже англи­чан». «Французы сделали нападение, но с одной стороны наши пароходы, а с другой штыки так их отжарили, что, по словам пленных раненых, русские дерутся, как львы».

«Наши дрались славно, забегали и на не-приятельскую батарею». «Наши делают ночью небольшие вылазки; в одной из них наши унесли на руках три мортиры с неприятель­ской батареи. Один казак схватил спящего французского офицера; тот ему откусил нос, а казак, руки которого обхватили крепко француза, укусил его в щёку и так доставил его пленным».

«Теперь в госпитале на перевязочном пункте лежит матрос. Кошка по прозванию? он сде­лался знаменитым человеком, его посещали и великие князья. Кошка этот участвовал во всех вылазках; да не только вонью, а и днём чудеса делал под выстрелами».

Душой обороны, вдохновителем героических защитников города был Нахимов. Любимец матросов, солдат и всего населения Севасто­поля, он не пользовался симпатиями одних только бездельников, окружавших Меньшикова. От них поползли в Петербург какие-то «злоязычные слухи про Нахимова». Николаю Ивановичу писали об этом в Севастополь. Возмущённый наглостью клеветников, он про­сит жену передать всем, кому можно, что «это враки; здесь все говорят о нём, как он этого заслуживает, — с уважением».

С удовлетворением отмечает Пирогов, что Нахимов, «как и все благомыслящие, назы­вает Меншикова скупердяем».

Общение с героями обороны вселяло бод­рость, давало силы переносить все невзгоды, облегчало борьбу за лучшее обслуживание защитников отечества. «Терпи, — пишет Ни­колай Иванович жене, требовавшей его воз­вращения в Петербург, — начатое нужно кон­чить, нельзя же, предприняв дело, уехать, ни­чего не окончив; предстоит ещё многое; по­думай только, что мы живём на земле не для себя только, вспомни, что перед нами разыг­рывается великая драма, которой следствия отзовутся, может быть, через целые столетия; грешно, сложив руки, быть одним только праздным зрителем, кому бог дал хоть какую-нибудь возможность участвовать в ней . Тому, у кого не остыло еще сердце для высо­кого и святого, нельзя смотреть на всё, что делается вокруг нас, смотреть односторонним эгоистическим взглядом».