Николай Иванович, не зная об этом, в мае 1835 года радостно сел в почтовую карету, чтобы направиться — через Прибалтийский край — в родную Москву. В дороге Пирогов почувствовал себя плохо. Оказалось, что он заразился на грязных германских постоялых дворах сыпным тифом. Кое-как добрался он со своим товарищем до Риги, где его поме­стили в военный госпиталь. Там Пирогов про­лежал два месяца и благодаря хорошему уходу выздоровел.

По выходе из госпиталя Николай Иванович был еще, однако, так слаб, что не мог поехать дальше. Ом остался в Риге до полного вы­здоровления и развил обширную практическую и научную деятельность. Первой операцией, сделанной им в этом городе, было восстанов­ление носа. У пациента был гладкий лоб, из которого Пирогов выкроил прекрасный нос по своей системе ринопластики. Случай этот сделался известным в городе, и вскоре к Ни­колаю Ивановичу стали приходить больные десятками. За операцией носа последовала литотомия (извлечение камня из мочевого пузыря), затем вырезывание опухолей и» т. п.

В военном госпитале, где лечился Николай Иванович, не было своего оператора. Среди больных имелось два интересных случая: один больной был с камнем в мочевом пузыре, дру­гому требовалось отнять бедро в верхней трети. Никто в госпитале не решался произ­вести эти операции. Пирогов успешно опериро­вал больных.

По просьбе ординаторов госпиталя Николай Иванович доказал им некоторые операции на трупах, прочитал несколько лекций из хирур­гической анатомии и оперативной хирургии. Всё это имело большой успех и явилось нача­лом славы Пирогова как ученого и практиче­ского врача.

Наконец, в сентябре Пирогов мог выехать в Петербург, чтобы представиться министру и получить ожидаемое назначение в Москву. Заехав в Юрьев — повидаться со своим быв­шим учителем, Николай Иванович узнал, что московская кафедра уже занята. Известие это глубоко опечалило его: мечты о счастье работать в родной Москве, помогать матери и сестрам были разрушены.

Спешить в Москву было незачем. Николай Иванович остался в Юрьеве. Бывший учитель Пирогова, профессор Мойер предоставил ему возможность свободно распоряжаться в уни­верситетской хирургической клинике, так как сам был чрезвычайно занят хлопотливыми обязанностями ректора.

К атому времени в клинике Мойера оказа­лось четыре интересных хирургических случая. Профессор поручил этих больных Пирогову. Первой операцией Николая Ивановича в Юрьеве была литотомия. Эта операция прохо­дила с осложнениями даже у старых, опытных хирургов. Один из берлинских товарищей Пирогова, приехавший в Юрьев, рассказал о необыкновенной скорости, с которой Николай Иванович делал литотомию на трупах. В опе­рационную собралось много зрителей. Некото­рые вынули часы. Не прошло двух минут — камень был извлечён. Все, не исключая Мойера, были изумлены. Так же блестяще прошли дру­гие операции, порученные Пирогову.

Мойер был человек умный и порядочный. Он не только не досадовал на успехи своего уче­ника, но признал превосходство Пирогова и решил передать ему свою кафедру. Факультет одобрил решение Мойера. Но это противоре­чило уставу, по которому природные русские могли занимать в Юрьеве только кафедру рус­ского языка и словесности.

Дело перешло на усмотрение министра, и Пирогов отправился в Петербург. Во-первых, ему предстояло выполнить формальности для получения прав на профессуру вообще. Во-вторых, надо было ускорить дело с Юрьевской кафедрой.

В связи с первой процедурой Николай Иванович прочитал в специальной комиссии Академии наук лекцию на тему «О пластиче­ских операциях вообще, о ринопластике в особенности». Лекция показала старым учё­ным, что Николай Иванович вполне подготов­лен к профессуре, и ему выдали соответствен­ное удостоверение. Академики были поражены широтой взглядов Пирогова. Его убедили изложить свою лекцию письменно, и она была напечатана, тогда же в «Военно-медицинском журнале».

Второе дело, ради которого Пирогов при­ехал в Петербург, затянулось. Министр был занят своими личными вопросами и не мог думать о кафедре хирургии в Юрьеве.

Не желая терять времени, Николай Ивано­вич посещал петербургские госпитали и кли­ники, где сделал много блестящих операций. По просьбе врачей и профессоров он прочитал для них частный курс хирургической анато­мии. «Наука эта,— говорит Пирогов,— и у нас и в Германии была так нова, что многие не знали даже её названия».

Лекции продолжались шесть недель и при­влекли много слушателей. Пирогов изготовлял препараты на нескольких трупах, демонстри­ровал на них положение частей какой-либо области и тут же делал на другом трупе все операции, производящиеся на этой области, с соблюдением требуемых хирургической анато­мией правил. Этот наглядный способ особенно заинтересовал аудиторию. Он для всех был нов.

О двадцатипятилетнем учёном заговорила в столичных медицинских кругах: одни с изумлением и восторгом другие — с тайной завистью и открытым недоброжелательством.