В пятой главе второго тома «Военно-врачеб­ного дела» Николай Иванович подробно оста­навливается на опытах профессора С. П. Колом­нина, который во время войны 1877—1878 го­дов «прибегал несколько раз к переливанию крови в случаях отчаянного анемического истощения . непосредственно за ампутацией . Хотя из четырёх ампутированных, при перели­вании крови, ни один не остался в живых», но умерли они вследствие других причин. Один оправился именно благодаря переливанию крови, но умер «через месяц вследствие хро­нической септикемии».

Был ещё такой случай. «Раненный пулей в плечо, потерявший много крови . ослабел . до того, что считался безнадёжным. Ему сде­лана была трансфузия». Пирогов видел его в Ясском госпитале в сентябре 1877 года «уже с зажившими ранами, а через шесть недель . он отправлен выздоровевшим».

Из заключительного замечания Николая, Ивановича видно, что он относился к перели­ванию крови положительно, «Артериальная трансфузия в госпитальной практике тем без­опаснее венозной, что она не располагает к развитию пиэмий . Во всех случаях пере­ливания ни разу не было замечено особенных явлений со стороны сердца и лёгкого».

В заключительной с границе «Военно-врачеб­ного дела» Николай Иванович пишет: «Поле­вая хирургия в настоящее время стоит на рас-путьи. С одной стороны ей предстоит . огра­ничить ещё более первичные операции и куль­тивировать выжидательно-сберегательный спо­соб лечения с его следствиями — вторичными операциями. С другой стороны для полевой хирургии открывается обширное поле самой энергической деятельности на перевязочном пункте . применение антисептического спо­соба в самом строгом значении слова. Выби­рать золотую середину . невозможно . Нельзя быть наполовину антисептиком. Чтобы достиг­нуть безупречного результата, надо и без­упречно действовать с момента нанесения раны . Стремление науки по этим двум . на­правлениям неизбежно и неотразимо».

О жизненности двух основных трудов Н. И. Пирогова в области военной меди­цины — «Начала общей военно-полевой хирур­гии» и «Военно-врачебное дело и частная по­мощь на театре войны в Болгарии 1877— 1878 гг.» — писал во время Великой Отечест­венной войны один из самых авторитетных специалистов, Главный хирург Советской Ар­мии академик Н. Н. Бурденко: «Как эти книги ярки и интересны в настоящее время. Они, действительно, являются ценным вкладом в мировую сокровищницу медицинских трудов и вместе с тем гордостью нашей обществен­ности». В годы войны эти труды великого русского учёного приобрели особенно важное значение как живое руководство к действию. Военно-полевых хирургов они привлекали «бо­гатством идей, своими мыслями, точными опи­саниями болезненных форм, исключительным организационным опытом».

Жизнь Пирогова в Вишне шла налаженным порядком: лечение местных и приезжих боль­ных, уход за оранжереями и парниками, вы­езды на консультацию. Оставалось время и для воспоминаний, для выяснения своего ум­ственного и нравственного развития, для раз­мышлений о сущности, жизни. 5 ноября 1879 года Николай Иванович завёл «Дневник старого врача», писанный исключительно для самого себя, но не без задней мысли, что мо­жет быть когда-нибудь прочтёт и кто другой. Название «Дневнику» дано было старое, знако­мое читателю шестидесятых годов, популяр­ное в либеральных кругах — «Вопросы ЖИЗНИ».

И содержание «Дневника» сходно с прослав­ленным трактатом о воспитании. Та же откро­венность суждений, смелость мысли, острота постановки вопросов. Наряду с этим — преж­ние мистические рассуждения о сущности бы­тия и назначении человека. Но теперь этот элемент усилился по многим причинам.

Трактат о воспитании писался в пору кипу­чей личной деятельности Пирогова. Эта дея­тельность была тесно переплетена с бурлящей жизнью страны на переходе от феодально-крепостнического к буржуазно-капиталистиче­скому строю. Некогда было заниматься при­мирением противоречий между материалисти­ческим мышлением учёного-естествоиспытателя и тысячелетним традиционным воззрением обывателя на природу и окружающий мир.

«Вопросы жизни» пятидесятых годов были опубликованы в момент высокого подъёма общественного самосознания, среди половодья русского возрождения. «Дневник старого врача» зародился в период упадка обществен­ного настроения. Интеллигенция испугалась грохота рушившихся устоев. Её возмущала жестокость злобного, старого в борьбе с новым, стремящимся в жизнь. Но вызывал также тре-вогу выход на арену истории трудовой массы, растущей численно, находящей идейных вож­дей. Часть интеллигенции искала отдыха в робком отгораживании от реальной действи­тельности, в создании анемичных планов все­общего примирения.